Ее раны не заживут никогда. Время не подвластно над ними.
Рассказывает харьковчанин, рассказчик Владимир Киященко.
«Мне было шесть лет, бабушка вела меня в парк Горького, был май и приближался Праздник. Я уже знал, что это Праздник Победы, но еще не знал, что такое война.
И на перекрестке Дзержинского и Маяковского, у молочного магазина я с ней столкнулся. С войной.
Как воспитанный мальчик, я с ней поздоровался, и, как учил меня дед, спросил: «Йося, как поживаешь? Как родители?»
Смысл этих вопросов тогда был мне недоступен, пришлось чуть подрасти, чтоб понять. Тот, к кому я обратился, посмотрел на меня, узнал, и стал рассказывать: как он с мамеле ходил на Благбаз покупать ботинки для школы, что завтра он с папочкой идет в зоопарк кататься на пони, а летом всей семьей они поедут в Херсон.
Ребята, мне было реально страшно! Передо мной стоял высоченный худой еврей лет сорока, совершенно седой, аккуратно застегнутый на все пуговки как школьник.
Он болтал о разной житейской ерунде и плакал. Губы рассказывали о пони и Херсоне, а из глаз текли слезы.
Но страшнее всего был чайник.
Какой чайник? Латунный чайник, литра на три, наполненный мелочью. Представили картину маслом?
Это был знаменитый на весь центр Харькова Йося с Чайником. Порождение войны, совесть нашего района.
Каждый Божий день он выходил на перекресток Дзержинского и Маяковского, становился у молочного магазина и смотрел на балкон второго этажа 76-го дома, не выпуская из рук чайника.
Чайник служил Йосе и кошельком, и авоськой, и чехлом для документов. Даже у дворовых сявок считалось «западло» стянуть из чайника хоть копейку, били за это жестоко. Все знали Йосину историю.
История же была такой. Когда немцы первый раз вошли в город, Йосина семья не успела эвакуироваться.
Их квартира во втором этаже дома 76 приглянулась двум немецким лейтенантам. И чтоб долго не валандаться, а заодно «окончательно решить еврейский вопрос», Йосиных родителей повесили на их же балконе.
Перед смертью мама Йоси положила в чайник немного денег и вытолкала через черный ход, якобы за молоком.
Много ли понимал шестилетний пацаненок? За молоком так за молоком. Он стоял у магазина и все видел, а когда понял, что случилось – поседел и сошел с ума.
С того дня ему всегда было шесть лет, и он всегда ждал у молочного магазина маму.
Йосю прятали по семьям до 1943-го года. А после освобождения города он снова занял свой пост. Вы спросите, зачем с ним нужно было заговаривать и спрашивать о родителях?
Это был единственный способ вывести Йосю из ступора, отвести домой, накормить, привести в порядок. А деньги в чайнике не были милостыней, нет. Мой дед говорил, что это слезы больной совести.
Последний раз я видел Йосю с Чайником весной 90-го года. Такой же седой и аккуратно застегнутый он стоял у молочного магазина. И так же приближался Праздник».
Этот рассказ трогает всех, от мала до велика. На Харьковфоруме к рассказу относятся даже как к святыне – военной.
«Я знавал не Йосю, а его соседа через дом (№72) – Олега Антоновича Журавского. Тоже из евреев, жена – из Белгорода. Что-то он за Йосю вспоминал, но дело лет 35 назад было...
Уже и дом снесен (теперь там семиэтажный безликий офис по этому адресу), и Журавского давно в живых нет. А потолки в квартире – метра под четыре были. И посуда вся в серванте дребезжала, когда трамвай по Дзержинского (Мироносицкой) проходил... », – сказал он из юзеров форума.
На фото: улица Рымарская (бывшая Дзержинского).